Не прошло и трёх с половиной месяцев, как я вновь возвращаюсь к дневнику. Ну, прилежность никогда не принадлежала к числу моих главных добродетелей...
В начале октября мне довелось побывать в Кракове, где я не был двадцать лет, на конгрессе, посвящённом трудным вопросам польско - русских отношений в трёх измерениях - история, литература, кинематограф. В Польше я бываю часто, но всё больше в Варшаве, поэтому порадовался вдвойне, тем более, что проживание и питание оплачивала приглашающая сторона.
Уже дорога от Москвы подарила приятное соседство. В купе со мной оказалась пара молодых голландцев - он и она, возвращающиеся из Сингапура через Монголию, Сибирь, Урал из семимесячного путешествия. Голландцы сразу же попросили извинения за возможный обонятельный дискомфорт, поскольку,устремившись с вокзала на вокзал, они не имели возможности и времени принять душ после полутора суток пребывания в предыдущем поезде. Эти извинения оказались праздными : голландцы не издавали НИКАКОГО ЗАПАХА! Меня всю дорогу преследовал вопрос - если так они пахнут, не принимая водных процедур, каковы же ароматы, издаваемые их телами в условиях регулярного доступа к оным?
Краков встретил ясным синим небом, ярким солнцем и удивительно желанным сочетанием уютной провинциальности и изобилия эстетских радостей. Мой предполагаемый сосед по номеру в отеле так и не прибыл, что не повергло меня в скорбь. Утро начиналось неизменным туманом, который рассеивался с той же неизменностью часам к десяти, отчего и сегодняшний, и завтрашний день казались неприлично роскошными. Темп и стиль ведения конгресса позволили мне все пять дней наслаждаться городом, знакомым в самых трогательных деталях, но - и новым, как-то не по буржуазному европейским. Костёлы, книжные магазины и кафе - три кита моей краковской пятидневной одиссеи - вполне удовлетворили мою потребность в содержательном отдыхе, причём последние из трёх - скорее даже созерцательно ( и не потому что не хватило денег, а потому что уж больно сытным и вкусным было бесплатное питание). Как точно заметил старичок - профессор из Питера: " Даже радости бегать по городу на голодный желудок лишили, мерзавцы!"
Новые знакомства, разговоры на профессиональные темы и ни о чём, приём и фуршет у президента города ( так они именуют мэра ),в ренессансном дворце Велёпольских, гламурные ужины и пребывание в доминиканском монастыре, сохранившем готическую трапезную и дортуары - всё это достойно пары столбцов в хорошем, не глянцевом журнале. Но все эти милые, комфортные, убаюкивающие воспоминания отступают перед самым значительным - общением с Анджеем Вайдой...
Он был гостем конгресса, выступал дольше уделённых по программе двадцати минут, но разве кто-нибудь рискнул бы вспомнить об этом! Ему нездоровилось, и это было заметно по нетвёрдой походке и какой-то беспомощности в движениях, но как только он начал говорить - всё это исчезло мгновенно.Его сильный, острый, самоироничный ум заставил обратиться в слух всех присутствующих. Запомнились слова о том, что он исполнил, сняв "Катынь" то, что мучало его всю жизнь, то, что так хотелось сказать... Потом была возможность, совсем недолгая, поговорить, и это осталось, как кадр, в памяти. Как и другой, финальный - согбенного старика под руку уводят в благословенный октябрьский полдень...
И было ещё одно ощущение - двадцатый век закончился давным-давно.
В начале октября мне довелось побывать в Кракове, где я не был двадцать лет, на конгрессе, посвящённом трудным вопросам польско - русских отношений в трёх измерениях - история, литература, кинематограф. В Польше я бываю часто, но всё больше в Варшаве, поэтому порадовался вдвойне, тем более, что проживание и питание оплачивала приглашающая сторона.
Уже дорога от Москвы подарила приятное соседство. В купе со мной оказалась пара молодых голландцев - он и она, возвращающиеся из Сингапура через Монголию, Сибирь, Урал из семимесячного путешествия. Голландцы сразу же попросили извинения за возможный обонятельный дискомфорт, поскольку,устремившись с вокзала на вокзал, они не имели возможности и времени принять душ после полутора суток пребывания в предыдущем поезде. Эти извинения оказались праздными : голландцы не издавали НИКАКОГО ЗАПАХА! Меня всю дорогу преследовал вопрос - если так они пахнут, не принимая водных процедур, каковы же ароматы, издаваемые их телами в условиях регулярного доступа к оным?
Краков встретил ясным синим небом, ярким солнцем и удивительно желанным сочетанием уютной провинциальности и изобилия эстетских радостей. Мой предполагаемый сосед по номеру в отеле так и не прибыл, что не повергло меня в скорбь. Утро начиналось неизменным туманом, который рассеивался с той же неизменностью часам к десяти, отчего и сегодняшний, и завтрашний день казались неприлично роскошными. Темп и стиль ведения конгресса позволили мне все пять дней наслаждаться городом, знакомым в самых трогательных деталях, но - и новым, как-то не по буржуазному европейским. Костёлы, книжные магазины и кафе - три кита моей краковской пятидневной одиссеи - вполне удовлетворили мою потребность в содержательном отдыхе, причём последние из трёх - скорее даже созерцательно ( и не потому что не хватило денег, а потому что уж больно сытным и вкусным было бесплатное питание). Как точно заметил старичок - профессор из Питера: " Даже радости бегать по городу на голодный желудок лишили, мерзавцы!"
Новые знакомства, разговоры на профессиональные темы и ни о чём, приём и фуршет у президента города ( так они именуют мэра ),в ренессансном дворце Велёпольских, гламурные ужины и пребывание в доминиканском монастыре, сохранившем готическую трапезную и дортуары - всё это достойно пары столбцов в хорошем, не глянцевом журнале. Но все эти милые, комфортные, убаюкивающие воспоминания отступают перед самым значительным - общением с Анджеем Вайдой...
Он был гостем конгресса, выступал дольше уделённых по программе двадцати минут, но разве кто-нибудь рискнул бы вспомнить об этом! Ему нездоровилось, и это было заметно по нетвёрдой походке и какой-то беспомощности в движениях, но как только он начал говорить - всё это исчезло мгновенно.Его сильный, острый, самоироничный ум заставил обратиться в слух всех присутствующих. Запомнились слова о том, что он исполнил, сняв "Катынь" то, что мучало его всю жизнь, то, что так хотелось сказать... Потом была возможность, совсем недолгая, поговорить, и это осталось, как кадр, в памяти. Как и другой, финальный - согбенного старика под руку уводят в благословенный октябрьский полдень...
И было ещё одно ощущение - двадцатый век закончился давным-давно.
Ааааааааа! На твоем месте должна была быть я! (иск. с)